Ντερζαφαράν – Μαρ Χανανύο (Μονή του Ανανία): το Μεγαλύτερο Μοναστήρι της Τουρκίας στο Τουρ Αμπντίν
https://greeksoftheorient.wordpress.com/2019/08/29/ντερζαφαράν-μαρ-χανανύο-μονή-του-αν/
==========
Οι Ρωμιοί της Ανατολής – Greeks of the Orient
Ρωμιοσύνη, Ρωμανία, Ανατολική Ρωμαϊκή Αυτοκρατορία
Έχω πάει αρκετές φορές στην Τουρκία αλλά καμμιά φορά δεν προχώρησα στα ανατολικά πέραν της γραμμής που ενώνει τα Άδανα, με την Καισάρεια, την Σεβαστεία, την Αμάσεια και την Σινώπη.
Για το Τουρ Αμπντίν έχω βασικά μάθει από το εξαιρετικό βιβλίο του Έλληνα ανατολιστή, ιστορικού και πολιτικού επιστήμονα, καθ. Μουχάμαντ Σαμσαντίν Μεγαλομμάτη ‘Έξι Άστρα της Ανατολής’.
Ο κ. Μεγαλομμάτης έχει περπατήσει απ’ άκρου εις άκρον στην Τουρκία – αντίθετα από τους γνωστούς στα τηλεοπτικά κανάλια αλλά αμόρφωτους ψευτο-ειδικούς, ψευτο-τουρκολόγους, και ψευτο-γεωπολιτικούς αναλυτές που μαθαίνουν για την Τουρκία από ό,τι τους λένε να διαβάσουν οι Ευρωπαίοι κι Αμερικανοί καθηγητές τους που τους αποβλακώνουν για να τους κουμαντάρουν όπως θέλουν.
Στο προαναφερμένο βιβλίο του μάλιστα, ο κ. Μεγαλομμάτης αφιερώνει δύο από τα έξι κεφάλαια στην ευρύτερη περιοχή του Τουρ Αμπντίν, δηλαδή τα κεφάλαια Μάργδις (Μάρντιν) και Νίσιβις (Νουσαϋμπίν). Το βιβλίο αυτό μπορείτε να διαβάσετε online εδώ:
https://6astratisanatolis.wordpress.com
(και εδώ μπορείτε να το κατεβάσετε σε PDF: https://www.academia.edu/49479727/Έξι_Άστρα_της_Ανατολής_The_Six_Stars_of_the_Orient)
Τα δύο προαναφερμένα κεφάλαια βρίσκονται εδώ:
(και εδώ μπορείτε να τα κατεβάσετε σε PDF: https://www.academia.edu/49435428/Μάργδις_Μάρντιν_Έξι_Άστρα_της_Ανατολής_Margdis_Mardin_The_Six_Stars_of_the_Orient
και
Η περιοχή ήταν το κέντρο σχεδόν της Ασσυρίας κατά την περίοδο 2200-600 π.Χ. και στην συνέχεια, οι Αραμαίοι επικράτησαν πληθυσμιακά.
Στους πρώτους χριστιανικούς αιώνες, η βόρεια Μεσοποταμία (που σήμερα αποτελεί την νοτιοανατολική Τουρκία) έγινε ένα από τα κυριώτερα κέντρα της Χριστιανωσύνης, καθώς οι Αραμαίοι της Συρο-Παλαιστίνης και της Μεσοποταμίας ήταν το πρώτο έθνος που αποδέχθηκε το κήρυγμα του Ιησού που απέρριψαν οι Ιουδαίοι.
Η Ουρχόη (: Έδεσσα της Οσροηνής, σήμερα Ούρφα), η Νίσιβις (σήμερα Νουσαϋμπίν) και η Μάργδις (σήμερα Μάρντιν) ήταν τα σημαντικώτερα κέντρα της Χριστιανωσύνης στην περιοχή ήδη πριν την σύσταση της Μεγάλης Εκκλησίας της Ανατολής, του νεστοριανικού πατριαρχείου της Σελεύκειας – Κτησιφώνος στην Κεντρική Μεσοποταμία.
Ωστόσο, η περιοχή ήταν συχνά διαιρεμένη ανάμεσα στην Ρωμαϊκή Αυτοκρατορία (και μεταγενέστερα την Ανατολική Ρωμαϊκή Αυτοκρατορία) και το Ιράν.
Με τις χριστολογικές έριδες, οι Αραμαίοι διαιρέθηκαν σε Μονοφυσίτες (ο όρος θεωρείται εξυβριστικός και ως χρησιμοποιούμενος εκ μέρους των Ορθοδόξων και γι’ αυτό τώρα επικρατεί ο όρος Μιαφυσιτισμός/ Miaphysitism) και σε Νεστοριανούς.
Οι Αραμαίοι της Ανατολίας, της Συρίας, της Φοινίκης και της Παλαιστίνης ήταν πλειοψηφικά Μονοφυσίτες (επίσης γνωστοί και ως ‘Ιακωβίτες’ ή Συρο-Ιακωβίτες, από τον Ιάκωβο Βαραδαίο: https://el.wikipedia.org/wiki/Ιάκωβος_Βαραδαίος).
Αντίθετα, οι Αραμαίοι της Μεσοποταμίας ήταν πλειοψηφικά Νεστοριανοί και μάλιστα ο Νεστοριανισμός είχε τεράστια διάδοση σε όλη την Ασία μέχρι την Ινδία, την Κίνα και την Ανατολική Σιβηρία.
Η θεωρητική – θεολογική σύγκρουση Αραμαίων Μονοφυσιτών και Αραμαίων Νεστοριανών διήρκεσε πολλούς αιώνες και περιγράφεται γλαφυρά από τον κ. Μεγαλομμάτης στο προαναφερμένο βιβλίο του, στο κεφάλαιο ‘Μάργδις’ (όπως ονομαζόταν στα ελληνικά το Μάρντιν).
Η ημιορεινή περιοχή του Τουρ Αμπντίν γέμισε τότε μοναστήρια κι εκκλησίες, ίσως περισσότερα από οποιοδήποτε άλλο μέρος της γης.
Αυτό είναι άλλωστε και το νόημα της αραμαϊκής επονομασίας της περιοχής: Τουρ Αμπντίν σημαίνει ‘Όρος των Δούλων (του Θεού)’.
Παρά την αρχική διάδοση του Ισλάμ και την αποδοχή των χαλιφατικών αρχών εκ μέρους των Αραμαίων, οι οποίοι απέρριπταν την Κωνσταντινούπολη μετά βδελυγμίας ως αιρετική, τα πολλά μοναστήρια κι οι εκκλησίες του Τουρ Αμπντίν άκμασαν για πολλούς αιώνες.
Το Τουρ Αμπντίν βρίσκεται ανατολικά του Μάρντιν (που είναι η πρωτεύουσα του νομού και η μεγαλύτερη από τις τριγύρω πόλεις), βόρεια της Νίσιβης και δυτικά του Τζίζρε.
Το πιο σημαντικό από όλα τα εκεί μοναστήρια είναι το Ντερζαφαράν που απέχει μόλις 4 χμ από το Μάρντιν, στις ανατολικές υπώρειες του λόφου πάνω στον οποίο είναι κτισμένη η πόλη αυτή.
Ντερζαφαράν είναι μια επωνυμία και σημαίνει το μοναστήρι του σαφράν, δηλαδή της ζαφοράς (τουρκ. Daryülzafaran Manastırı). Το πραγματικό όνομα του μοναστηριού είναι Μαρ Χανανύο, δηλαδή Μοναστήρι του Αγίου Ανανία.
Αρχικά ναός του ασσυροβαβυλωνιακού θεού Σαμάς και μετέπειτα ρωμαϊκή ακρόπολη, έγινε μοναστήρι το 493, ανακαινίστηκε και έλαβε το σημερινό όνομά του το 793, και στην συνέχεια απετέλεσε την έδρα του Πατριάρχη της Συριακής Ορθόδοξης (: Μονοφυσιτικής, Ιακωβιτικής) Εκκλησίας από το 1160 μέχρι το 1932.
Στην συνέχεια μπορείτε να δείτε ένα σύντομο βίντεο για το μοναστήρι και να διαβάσετε περισσότερα σχετικά με την περιοχή που σύγχρονοι δυτικοί επιστήμονες αποκάλεσαν ‘Αθω της Συρο-Αραμαϊκής Χριστιανωσύνης’ (αν και σε κανένα μοναστήρι δεν απαγορεύεται η είσοδος γυναικών).
Δείτε το βίντεο:
Дейр аз-Зафаран (Мор Хананьо): Величайший монастырь Турции в Тур Абдине
https://www.ok.ru/video/1491401902701
Περισσότερα:
Монастырь Дейр аз-Зафаран (на самом деле Дайро д-Мор Хананьо) расположен на холме, примерно в 4 километрах от города Мардин в юго-восточной Турции.
Монастырь является важным религиозным местом для арамейских христиан, которые до сих пор живут в этом регионе, который они называют “Тур Абдин”.
До 1932 года в монастыре находился сирийский православный (монофизический) патриарх. Сегодня Дейрулзафаранский монастырь является резиденцией архиепископа Мардина.
Мардин имеет почти 100 000 жителей. Город имеет долгую и разнообразную историю.
Первые христианские поселения обнаруживаются с 5-го века. Мардин был, вероятно, основан шумерами около 2850 г. до н.э. Здесь правили шумеры, ассирийцы, вавилоняне, хетты, арамейцы, урарту, иранцы, римляне, омейяды, абассиды, ортокиды и османы.
Δείτε το βίντεο:
Deir az–Zafaran (Mor Hananyo): Turkey’s Greatest Monastery in Tur Abdin
https://vk.com/video434648441_456240282
Περισσότερα:
The Deir az-Zafaran (actually Dayro d-Mor Hananyo) monastery is located on a hill about 4 kilometers outside the town of Mardin in southeastern Turkey.
The monastery is a significant religious place for Syrian Orthodox Christians, who still live in this region, which they call “Tur Abdin”.
Until 1932, the monastery was the seat of the Syriac Orthodox Patriarch. Today, the Deyrulzafaran monastery is the seat of the Archbishop of Mardin. Mardin has almost 100,000 inhabitants.
The city has a long and varied history. First Christian settlements are detectable from the 5th century. Mardin was probably founded by the Sumerians around 2850 BCE. Sumerians, Assyrians, Babylonians, Hittites, Aramaeans, Urartu, Iranians, Romans, Omeyyads, Abassidss, Ortokids and Ottomans ruled here.
Δείτε το βίντεο:
Ντερζαφαράν – Μαρ Χανανύο (Μονή του Ανανία): το Μεγαλύτερο Μοναστήρι της Τουρκίας στο Τουρ Αμπντίν
Περισσότερα:
Το μοναστήρι Ντερζαφαράν (στην πραγματικότητα Ντάυρο ντ-Μορ Χανανύο) βρίσκεται σε ένα λόφο περίπου 4 χμ έξω από το Μάρντιν στη νοτιοανατολική Τουρκία. Το μοναστήρι είναι ένα σημαντικό θρησκευτικό μέρος για τους Συρο-Αραμαίους Χριστιανούς, που εξακολουθούν να ζουν σε αυτήν την περιοχή, την οποία αποκαλούν Τουρ Αμπντί. Για πολλούς αιώνες και μέχρι το 1932, το μοναστήρι ήταν έδρα του Συρο-Ιακωβίτη (Μονοφυσίτη) Πατριάρχη. Σήμερα, το μοναστήρι είναι η έδρα του αρχιεπισκόπου του Μάρντιν. Το Μάρντιν έχει σχεδόν 100.000 κατοίκους. Η πόλη έχει μια μακρά και ποικίλη ιστορία. Οι πρώτοι χριστιανικοί οικισμοί είναι ανιχνεύσιμοι από τον 5ο αιώνα. Η πόλη κατοικείται από περίπου το 2850 π.Χ. και πιθανώς θεμελιώθηκε από τους Σουμέριους. Ασσύριοι, Βαβυλώνιοι, Χιττίτες, Αραμαίοι, Ουραρτού, Ιρανοί, Ρωμαίοι, Ομεϋάδες, Αβασίδες κι Ορτοκίδες κυβερνούσαν εδώ πριν τους Οθωμανούς και τους σύγχρονους Τούρκους.
Дейрюльзафаран.jpg
Ντερζαφαράν
————————————————
Διαβάστε:
Mor Hananyo Dayro
The monastery Mor Hananyo, also known as Kurkmo Dayro (in Syriac) or Deir ez-Za`faran (in Arabic) meaning the “Saffron Monastery”, is situated some five kilometers east of Mardin (in South eastern Turkey), in a shallow basin half-way up the side of the mountain ridge.
This is one of the most known and ancient structure of Upper Mesopotamia, and the religious center of the Süryani Kadim (Syrian Orthodox) Community. The origins of this imposing monastery goes back to the 5th century; mosaics remaining from that period have still been present.
From 1293 until 1932 it was the official seat of the Syrian Orthodox Patriarchate of Antioch and all the East. Tradition associates the monastery’s foundation with a certain Shleymun (Solomon), about whom little or nothing is known.
The name “Saffron monastery” is said to derive from the saffron dye used in the building’s plaster-work; the correct name, however, is the “Monastery of Mor Hananyo (St. Ananias)” who was the Metropolitan of Kfartuta (793-800). It was he who renovated the monastery buildings after a period of decline in 793.
An earlier dedication, to Mor Augen, is still remembered much later by some scribes who refer to it as the monastery of Mor Hananyo and Mor Augen. Further important renovation work was done by an energetic bishop of Mardin, John, who died at the monastery on 12th July 1165. The most ancient buildings of the monastery are the main church, the Church of the Mother of God, and the Beth Kadishe.
They are said to have been erected on the ruins of a Roman castle and a pagan temple. The monastery possessed a fine library with valuable manuscripts and books.
The various churches and buildings of the monastery still preserve a great deal of the original decoration and sculpture, many of the details of which are of very high artistic quality. Here the well preserved main church, with its impressive proportions and fine carved decoration, dates back to the sixth century, as does the adjacent funery chamber to the north.
Set in a niche in one of the reception rooms is a carved stone panel surrounded by a long decorative Syriac inscription. On the panel, which is very much older than the inscription, there is a cross, set on a step and with a sheep on either side paying reverence.
Though not particularly eye-catching, the panel is of great importance since it can be identified as the back of the “Throne of Antioch: which sympolises the apostolicity of the Patriarchate of Antioch and all the East.
Among the many items in the monastery special mention should be made of the sixth century Patriarchal throne, and the wooden doors of the main church which are inlaid with a long inscription giving excerpts from the Psalms in Syriac.
In the vicinity of the monastery, to the north, are three small monasteries, dedicated to the bearer of God (also called “of the dripping water [Noto]”), to Mor Ozoziel, and to Mor Jacob of Serug (“the Teacher”).
A large number of manuscripts covering many subjects is known to have been written at Deir ez-Za`faran, thus providing testimony to the varied intellectual interest of the monks. These are by no means restricted to religious matters; thus, for example, a manuscript copied in 1308-09 contains the Syriac translation of Ptolemy’s Tetrabiblon and Severus Sebokht’s Treatise on the Constellations.
One of the most luxurious Syriac Manuscripts to survive is the Lectionary of Deir ez-Za`faran, copied in the middle of the thirteenth century by Dioscrous Theodorus, who later became bishop of Hesna d-Ziyad (Kharput).
Besides having twenty miniatures inserted in the text, the manuscript is strewn with ornaments in the form of colourful circles, crosses, stars and bands, the last serving as the background for titles and rubrics, Full-page Crosses introduce and close the canon Tables, and the title frontispiece is presented under a gold portion.
The miniatures within the interlaced borders in red, blue and yellow follow Byzantine iconographical formulas closely. The background included both architecture and elements of landscape. Moreover, the physiognomic type of the person is not ‘islamicised’. There is a Bible of great historical value and a sacred stone in the monastery, from where the first School of Medicine is to thought to have been established.
On the first visit of any Syrian Orthodox Patriarch to England, in the winter of 1874-75, Mor Ignatius Pathros IV took the opportunity to have a printing press sent back to the monastery, and once it had been installed it was put to good use in the printing of a number of liturgical and other books in Syriac.
Of the many Syriac scholars and authors who have been monks at Deir ez-Za`faran, three stand out for their exceptional learning. The first is a prolific author of the eighth-ninth century, Iwannis of Dara; before he was appointed Metropolitan of Dara in 825 he had been a monk at the monastery, and it was presumably there that he had access to an extremely well-stocked library, the fruits of which can be seen in his writings, the other two both belong to modern times.
Although born at Mosul (in 1887), the Patriarch Ignatius Ephrem Barsaum (1933-57) studied and became a monk at the monastery; he possessed an incomparable knowledge of Syriac literature, the fruits of which can be seen in his invaluable History of Syriac literature.
Although this book was written in Arabic, it was translated into Syriac by another monk of the monastery, Metropolitan Mor Philoxenos Yuhanon Dolabani (1947-69). Mor Dolabani was also a scholar in his own right, being the author of numerous important works in Syriac, Arabic and Turkish, Among these are detailed catalogues, made at the beginning of the 20th century, of the rich manuscript holdings both of this monastery and of St. Mark’s in Jerusalem.
The monastery in its long history has produced 21 Patriarch’s, 7 Maphriyono’s and 111 Episcopos. This ancient monastery have the tombs of 52 Syrian Orthodox Patriarchs which makes its a very important place for the Syrian Christians.
The last of the canonical patriarchs entombed in this monastery is Moran Mor Ignatius Pathros IV who died on 8 October 1894. This monastery continued to be the church headquarters till the time of Patriarch St. Ignatius Elias III who passed away in 1932 during a visit to Kerala (India). The seat of the Patriarchate since then was moved to Homs and then to Damascus.
Mor Philoxenos Saliba Özmen, ordained on 9 February 2003 as the Metropolitan for the diocese of Mardin is now residing in the Mor Hananyo monastery which was the headquarters of the Patriarchate of Antioch & all the East for about eight centuries.
http://syriacchristianity.info/ch/SaffronMonastery.htm
———————————————
Το Μοναστήρι Μαρ Γκαμπριέλ στο Τουρ Αμπντίν
——————————————-
Analysis of Syrian Orthodox Architectural Heritage in the Tur Abdin for Conservation and Restoration
By Elif Keser Kayaalp
Turkish Cultural Foundation Fellow
Ph.D. in Archaeology, University of Oxford (Exeter College), UK (2009)
Current Position: Senior Fellow at Research Center for Anatolian Civilizations, Koç University, Turkey
The Tur Abdin is a limestone plateau to the east of Mardin in south-eastern Turkey. Its landscape is dotted with numerous villages and monasteries dating to various time periods.
According to some Syriac texts, church and monastery building activity started in the region as early as the 4th century. However, the earliest-securely dated archaeological evidence for churches can be traced to the early 6th century.
Some churches from that period, especially the main churches of Deir Zafaran and Mor Gabriel monasteries, the two best-known and most-visited monasteries in the region, have remarkable architectural decoration which make them very important examples of Early Christian architecture.
The architectural sculpture of the church of Deir Zafaran is highly classical in character reflecting the tradition that can be seen in the wider region of Northern Mesopotamia, especially in Amida and Rusafa.
The conservatism in the sculpture of the region is remarkable given that by the mid 6th century there was already a break with the classical tradition even in Constantinople.
The main church of Mor Gabriel, on the other hand, has wall mosaics in the vault and lunettes of its apse, which is one of the very few wall mosaics that have survived to the east of Constantinople. The floor of the same space is covered with an opus sectile marble pavement, which incorporates marble from Proconnesus (Marmara Island), indicating an imperial involvement in its construction. In fact, a later Syriac text mentions the patronage of the Emperor Anastasius for the construction and decoration of this church.
Not all Byzantine emperors were sympathetic to the Syrian Orthodox. In fact, most of the time Syrian Orthodox suffered from persecution as a result of their Christological positions. They did not agree with the Council of Chalcedon (451) which accepted that Christ had two natures inseparably united.
The Syrian Orthodox eventually established their own church hierarchy and their population concentrated in certain areas, the Tur Abdin being one of them. Starting from the 6th century, they also created different architectural forms that can be associated solely with them, such as the transverse-hall type church, which was almost exclusively used in the monastic churches of the Tur Abdin. In no other place in the Byzantine Empire could, a certain type of plan be associated with monastic church architecture.
The region was conquered by the Muslim Arabs in 640. Besides its impressive early Christian remains, what makes Tur Abdin an interesting area for research is the abundance of Christian church construction in the region in the first century of the Arab rule.
Gertrude Bell, who first studied the church architecture of the region, dated only four churches to the 8th century. However, recent studies suggest an Early Islamic date for at least twenty-eight structures. Coupled with remarkable 6th century architecture from the same area, these structures present important evidence for the study of the architecture and topography of a transitional period from Byzantium to Islam in the region.
The main evidence dating the structures to the 8th century is the architectural sculpture, the peculiar ways of using brick, and some epigraphic material. The architectural sculpture of these churches presents a stylized version of the earlier classical decoration in the region.
The majority of the churches with these features are hall-type churches located in the villages. This may indicate that by the 8th century, villages flourished as the situation of the region improved due to the more secure conditions under the Arabs as a result of the shifting of the frontier, as during the Byzantine rule, the region was a battle zone between the Byzantines and the Sasanians and suffered from destruction.
Churches from the 8th century contain some features that have been faithfully repeated. The appearance of new forms and the attachment to them seems to be a search for an architectural vocabulary that would distinctively be associated with the Syrian Orthodox.
Information related to construction between 9th and 12th centuries is considerably rare. There are also no architecturally distinct features in the churches of the region that would suggest such a dating. The 12th century saw a revival in the Syriac culture.
Syriac texts mention considerable building and rebuilding in that period and a few inscriptions record rebuilding of monasteries. However, to securely date the medieval churches in the region is a very difficult endeavor. Up until the middle of the last century, there was still a considerable number of Syrian Orthodox living in the Tur Abdin. Thus, these buildings have been in continuous use and have undergone considerable repairs over the centuries. Some of which have damaged the archaeological evidence that would have made their dating possible.
Although there is a very small permanent community in the region today, the well-being of these monuments has great importance for both the local community and the diaspora as the region today is considered to be the homeland of the Syrian Orthodox community, making its buildings into modern pilgrimage centres, attracting many visitors.
Especially in recent years, there is a considerable increase in the quantity and the sensibility of restoration projects undertaken. Some of these restorations have revealed crucial material for understanding some important architectural features.
For example, in the church of el ‘Adhra at Hah (modern Anitli), the removal of the plaster uncovered an octagonal dome with a peculiar brick construction. This dome is rare amongst its contemporaries but it is a predecessor of many brick domical vaults in the Artukid architecture of the region. Similarly, the arcade on the west facade of this church is the only example of a decorated facade amongst the 8th century churches of the region.
In addition to the restoration of the existing buildings, new structures were added to the churches and monasteries. Village churches were converted into multi-purpose building complexes. Similarly, monasteries received additional buildings built with ashlar stone facings adorned with architectural sculpture.
The most remarkable examples can be seen in the monasteries of Mor Gabriel, Deir Zafaran and Mor Yakup at Salah. In Mardin and its environs, there is still an active masonry workshop that continues the local traditions of wall building and decoration. The continuity of this practice is essential for repair and restoration, as well as for the local economy.
This is a very brief introduction to the churches and monasteries of the Syrian Orthodox in the Tur Abdin which are part of a large and vulnerable architectural heritage. This heritage, which is very important on many different levels, is evolving through appropriation of spaces for new functions, rebuilding and restoration, the addition of new structures and sometimes destruction. All these make this heritage even more interesting and in need of more attention and correct cultural heritage policies.
http://www.turkishculture.org/architecture/churches-and-monasteries/analysis-of-syrian-991.htm
——————————————-
Μνημεία, εκκλησίες και τοπία της Μιντυάτ στο Τουρ Αμπντίν
———————————————
Тур Абдин – древнейший центр восточногомонашества
22:53 / 6 августа 2014 Говорун С.
В северной части Месопотамии расположен один из древнейших центров восточного монашества – Тур Абдин, что переводится как «Гора Поклонения».
С севера и востока его условной границей можно считать реку Тигр, с юга – современную турецко-сирийскую границу, и его западным форпостом является город Мардин – один из региональных центров юго-восточной Турции. Этот регион, прославившийся множеством святых подвижников и сохранивший следы древнейшей христианской традиции, стал целью моего путешествия в первой половине июля 2003 года.
Духовным центром Тур Абдина можно по праву считать монастырь св. Гавриила – «Мор Габриэль». По оценке специалистов, это самый древний из действующих христианских монастырей в мире. Первое датированное упоминание о нем относится к 397 году – это на 8 лет раньше, чем упоминание о монастыре св. Саввы в Палестине; он приблизительно на полтора столетия древнее монастыря св. Екатерины на горе Синай и по крайней мере на целых четыре века опережает по времени любую из афонских обителей.
Согласно существующей традиции, монастырь был основан Мор Шмуиэлем (Самуилом) и Мор Шемуном (Симоном) (я привожу их имена в оригинальной сирийской версии, поскольку сами они были родом сирийцами и традиция, донесшая до нас сведения о них, тоже является сирийской). Мор Шмуиэль был родом из деревни Эштин. В раннем возрасте он избрал отшельнический образ жизни и удалился на гору Умрин, что возле древней Низибии (ныне Нузайбин на самой границе Турции и Сирии).
Мор Шмуиэль стал отшельником, по всей видимости, в самом начале четвертого века, то есть на заре зарождения монашества. Поэтому его с полным правом можно считать одним из отцов сирийской монашеской традиции. Через некоторое время к нему в качестве ученика присоединился юноша, ставший известным как Мор Шемун.
Традиция связывает основание монастыря со следующим чудом. Мор Шмуиэль и Мор Шемун решили уйти подальше от деревни, неподалеку от которой они подвизались. Они отправились в путь и шли ровно столько, сколько заняло, чтобы пропеть всю книгу Псалмов. Закончив последний псалом, они оказались в пустынной местности неподалеку от развалин языческого храма. Здесь они сделали привал. Утомившись от длительного перехода, монахи уснули.
Традиция гласит, что Ангел в образе Мор Шмуиэля явился во сне Мор Шемуну и сказал: «Шемун, мой сын, вставай. Давай положим основание монастырю». Шемун встал и последовал за Ангелом. Ангел показал камни, которые должны были стать западными, северными и южными воротами монастыря.
Пространство между камнями оказалось огромным, и на недоуменный вопрос Шемуна, зачем столько места для двух подвижников, Ангел ответил, что в будущем здесь будет подвизаться множество монахов. Тогда Шемун спросил: «Кто будет строить такой большой монастырь?» В ответ на это Ангел поднял в воздух на высоту приблизительно один метр большой камень и сказал: «Сила, которая удерживает этот камень в воздухе, будет обустраивать это место».
Утром Мор Шмуиэль разбудил Шемуна и позвал его собирать камни для обители. На это Шемун с недоумением ответил: «Но учитель, всю ночь мы трудились, закладывая основание монастыря». Тогда они поняли, что произошло чудо и Сам Бог послал Своего Ангела с тем, чтобы он заложил основание новой обители.
Невозможно проверить достоверность этого предания, однако несомненным фактом является то, на этом месте вскоре образовалась многочисленная монашеская община. На протяжении многих веков монастырь был известен по имени одного из своих основателей – Мор Шемуна – и именовался «жилищем Мор Шемуна Карминита».
Оба святых основателя обители были похоронены здесь. На месте их захоронения сделаны небольшие углубления, из которых паломники берут себе песок. От этого песка, по рассказам, нередко происходят исцеления от болезней.
В древности монастырь прославился строгим подвижничеством. Здесь рассказывают о монахе, который никогда не садился с 15 лет. В одной из древних полупещерных церквей обители показывают вертикальный желоб, проделанный в стене, куда едва может протиснуться человек. Один монах провел много времени, молясь зажатый в этом желобе лицом к стене.
Однако, чрезмерно строгое подвижничество, зачастую ограниченное лишь внешним физическим подвигом, в соединении с излишне пренебрежительным, переходящим в радикально-отрицательное отношение к телу, привело к уклонению монастыря Мор Шемуна, вместе с множеством других монастырей Палестины и Египта, в ересь монофизитства, которая непозволительно приуменьшила значение человеческого естества во Христе.
Обитель Мор Шемуна стала одним из центров монофизитского движения и до сих пор остается форпостом традиции, возникшей на основании этого движения.
Монастырь очень рано привлек к себе внимание византийских императоров, которые уже в конце четвертого века одаривали его щедрыми пожертвованиями. Собственно говоря, первое датированное упоминание о монастыре – 397 год – вероятно связано с пожертвованиями обители со стороны государственной власти Византии.
Внимание Константинополя к монастырю было связано как с его духовной важностью, так и с его ролью в качестве оборонительного рубежа на границе с Персией. Наиболее щедрые пожертвования обители были сделаны императором Анастасием (491-518) и императрицей Феодорой (528-548), которые симпатизировали монофизитству.
В частности, с пожертвованием Анастасия связывается строительство главного храма обители и его украшение мозаикой, которая сохранилась до сих пор. В седьмом веке, во время завоевания Сирии арабами, наиболее известным деятелем монастыря был Мор Габриэль. По его имени монастырь получил новое название – «Мор Габриэль», под которым он известен до сих пор.
В настоящее время монастырь является смешанной общиной, в которой совместно живут два монаха и более десятка монахинь. Здесь также находится резиденция сиро-яковитского епископа Тур Абдина.
При монастыре действует школа, в которой живут и изучают сирийский язык и богословские предметы около двух десятков юношей. Монастырь предоставляет духовное окормление местному населению, которое в большинстве своем живет в городе Мидьяте, расположенном приблизительно в 30 километрах от монастыря.
В древности в Тур Абдине существовали десятки, если не сотни монастырей, подвизалось множество отшельников, столпников и других подвижников. Еще в начале 20 века христианская община Тур Абдина оставалась весьма многочисленной.
Однако в результате этнических чисток начала 20 века, политики вытеснения христианского населения, а также постоянных стычек между турками и курдами, от которых больше всего, как правило, страдали христиане, к 80-м годам прошлого столетия христианское население региона оказалось на грани исчезновения. Лишь в последние два года ситуация несколько улучшилась, что связано с желанием Турции вступить в Европейский Союз и соответственно более терпимым отношением государственной власти к христианским меньшинствам.
Помимо монастыря Мор Габриэль, другим важным центром региона является монастырь Дейрульзафаран или Эль-Зафаран, находящийся в 5–6 километрах от города Мардин. Он был построен на месте языческого храма солнца, следы которого сохранились в одной из нижних церквей обители.
Этот монастырь тоже очень древний и в нем сохранились здания еще 6-го века. В частности, это церковь в честь Божией Матери, храм св. Анании, который император Анастасий построил над гробницей 12000 мучеников, а также часовня-усыпальница. На протяжении нескольких столетий монастырь был резиденцией сиро-яковитских патриархов. В настоящее время здесь живет епископ города Мардин.
Помимо монастырей Мор Габриэль и Деирульзафаран, в Тур Абдине можно увидеть ряд заброшенных монастырей и древних храмов, некоторые из которых из-за отсутствия ухода превратились в руины. Среди них можно упомянуть самый древний монастырь Тур Абдина – Мор Оген, построенный на склонах горы Изло, а также монастырь Мор Якуб в Салахе, церковь Божией Матери в Хахе, церковь Мор Якуб в Низибии (Нузайбин), построенную вскоре после смерти св. Иакова Низибийского в 338 году.
Св. Иаков был участником Никейского собора. Сам же город Низибия является местом рождения св. Ефрема Сирина (306-378), который некоторое время преподавал в местной христианской школе, ставшей одним из центров христианского образования на Востоке.
Те христианские памятники, которые сохранились до нашего времени в Тур Абдине, являются лишь незначительной частью того множества монастырей, церквей, школ, библиотек, которые существовали здесь ранее. К сожалению, многое безвозвратно утеряно. Однако есть основание надеяться, что многие памятники и святыни этой древней земли остаются сокрытыми и со временем могут быть обретены вновь.
http://www.ippo.ru/news/article/tur–abdin—drevneyshiy–centr–vostochnogo–monashes-202543
——————————————–
Сирийская культура средних веков и ее историческое значение
Сирийская культура средневековья имела широкое распространение среди многих народов и оказала большое влияние на развитие мировой культуры.
В III в. н. э. сирийцы утратили свою политическую самостоятельность. Небольшое княжество Осроена (типа мелких эллинистических государств) с центром в Эдессе, зажатое между Ираном и азиатскими провинциями Рима, было вынуждено уступить натиску мощных соседей, которые разделили его между собой.
Сирийцы оказались на территории Римской империи, а позднее Византии, с одной стороны, и в областях. принадлежавших сасанидскому Ирану, — с другой.
Но и ранее предприимчивых сирийцев можно было встретить далеко за пределами родной Месопотамии. Их торговые связи простирались на западе до Галлии, охватывая все Средиземноморье. Только арабское завоевание ставит предел продвижениям неутомимых купцов.
Знаменательный для Ближнего Востока VII век для Запада отмечен как век, которым кончается сирийская торговля на территории нынешней Франции. К этому времени со страниц источников исчезают сведения о сирийцах и нельзя найти надгробий с их именами на кладбищах, как указывал крупнейший историк средневекового Запада Пиренн.
Что касается Востока, то сирийцы держали в своих руках крупную и мелкую торговлю не только месопотамских городов, но и сиро-палестинского побережья, составляя здесь основное ремесленное и земледельческое население. Они поддерживали самую тесную связь с Арменией, одна из областей которой — Арзанена, или Арзан, — была населена как армянами, так и сирийцами. Торговые сношения создали благоприятную почву для сирийского влияния на всем Закавказье.
С караванами по «пути благовоний» сирийцы ходили в Йемен; они знали о делах химь- яритских царей, имели точные сведения об Аксуме. По волнам Персидского залива и Индийского океана сирийцы и персы, перенявшие у сирийцев христианство в его несторианской форме, достигали западного побережья Индостана. Греческий путешественник и купец Козьма Индикоплов около середины VI в. обнаружил на Тапробане основанную сирийцами нестори- анскую колонию. Сирийская письменность Малабара (с западных берегов Индии) до настоящего времени представляет интереснейший материал.
В VII и VIII вв. несториане имели фактории в городах Китая, с которыми вели оживленную торговлю. Об этом свидетельствует знаменитая надпись в Сиань Фу от 781 г., указывающая на наличие несторианской миссии в Китае начиная с 636 г. На основании сирийских памятников известно, что в XIII в. сирийские колонии существовали в Хан-Балыке (Пекине), столице монгольских ханов.
Сирийцы играли выдающуюся роль в Иране, при дворе сасанидских владык. Прекрасно владея греческим и среднеперсидским языками, они были толмачами посольств, которые направляли шаханшахи императорам Константинополя. Здесь они выполняли дипломатические обязанности и в то же время часто являлись врачами. Благодаря сирийцам в Гунди-Шапуре была основана медицинская школа, которая затем стала центром арабской учености.
Будучи переводчиками с греческого языка, сирийцы сделали доступными сначала персам, а затем арабам сочинения Аристотеля, Галена, Гиппократа. В течение нескольких столетий сирийцы были учителями арабов. В их школах вчерашние кочевники, раскинувшие свою мощную державу на трех материках, впитали в себя эллинскую культуру: философию, медицину, алхимию, географию. Арабы вскоре превзошли своих учителей, они развили и усовершенствовали полученные знания, чтобы в свою очередь передать их латинскому Западу.
Сирийский язык принадлежит к арамейской группе наречий семитических языков. В IV в. н. э. он являлся превосходно развитым литературным языком, способным передавать сложную отвлеченную мысль. К этому времени относятся сочинения сирийцев на родном языке и их многочисленные переводы с сирийского на греческий язык. В качестве торгового и дипломатического языка Передней Азии сирийский язык получил широкое распространение еще задолго до рассматриваемого времени.
Сирийская школа зародилась в период распространения христианства. Арамейская письменность, известная со времен глубокой древности, развилась очень быстро и дала образцы превосходной литературной формы. Одновременно с новым учением проникали и памятники письменности, которые требовали грамотности не только для перевода, но и для их распространения, чтения и переписки.
Появляются школы. Известный несторианский деятель Ишояб III (умер в 657 г.) основал школу в своем родном селении Куфлане, в области Адиабе- на, где построил специальное здание для этой цели, снабдил его необходимым инвентарем и учебными пособиями, пригласил учителей и собрал учеников. Широкая сеть школ у восточных сирийцев-несториан вызывала неудовольствие и нарекания со стороны западных сирийцев- монофизитов и греков.
Особенно замечательным было развитие их высшей школы. В IV в. центром сирийской образованности была академия в Эдессе, связанная с именем Ефрема Сирина и его ближайших преемников и учеников. В V в. она заняла настолько выдающееся положение, что ученики «стекались в нее со всех сторон» и молва о ее учителях доходила не только до Антиохии, но и до византийской столицы. Характерно, что она была известна под именем «школы персов»,
В 489 г. академия была закрыта по указу императора Зенона, как очаг несторианского «еретического» учения. Глава школы Нарсай с основным составом учителей и учеников был приглашен в Иран, в Нисибин, «город большой, расположенный на границе, куда собираются со всех сторон». Здесь академия переживает новый расцвет.
Выходившие из ее стен видные сирийские писатели, представители различных областей знаний и переводчики имели большое влияние на культурную и политическую жизнь Ирана. Но влияние Нисибийской академии не ограничивалось Ираном, оно распространялось на весь сирийский мир, т. е. на массы населения, владевшие сирийским языком и находившиеся под владычеством разных государств. Ее авторитет стоял высоко и в центрах византийской образованности, причем не только в Антиохии сирийской, но и в Александрии и Константинополе.
Большого внимания заслуживает интереснейший документ, характеризующий организацию Нисибийской академии. Это так называемые «Статуты» — устав, которым руководствовались и ученики, и учителя академии. Устав является замечательным памятником VI в. Он содержит большое количество материалов, характеризующих жизнь академии и уровень культуры того времени. Сирийцы придавали школьным занятиям начального и высшего типа большое значение.
Об этом говорит, например, трактат Бархадбешаббы Арабайи, относящийся к VI в. Автор отмечает заимствование сирийцами правил античной школы. Первым основателем школ был, по его мнению, Платон, собравший многочисленную «коллегию», в которую входили тысячи мужей, в том числе и Аристотель.
Другой сирийский источник позволяет установить сохранение этой традиции и в дальнейшем.
«Статуты» и трактат о школах дают представление о состоянии академии, ее строе, который не был, конечно, исключением на Ближнем Востоке, а являлся типичным и для других школ. В введении к «Статутам» говорится, что устав существовал еще в Эдесской школе. В 496 г., когда школа находилась уже в Нисибине, были составлены новые «Статуты», а почти через 100 лет (в 590 г.) пятый ректор академии знаменитый Хенана Адиабенский дополнил их рядом новых постановлений. Сохранившиеся до нашего времени «Статуты» включают постановления 496 и 590 гг.
Профессора и слушатели академии составляли общество — коллегию. Эта коллегия была автономна: она принимала и исключала из своей среды тех или иных лиц, взимала с них денежные штрафы, налагала наказания и даже изгоняла из города, лишая права оставаться в нем.
Во главе коллегии стоял ректор, носивший звание rabban, т. е. «наш учитель», который ведал преимущественно обучением. Сирийские высшие школы были не только учебными заведениями, но и центрами науки. Переводы, самостоятельные сочинения, всякого рода литературная работа велась учителями этих школ. Ряд ректоров Нисибийской академии были видными схоластиками и имели многочисленные литературные труды.
Ближайшим помощником ректора был майордом (rabbaita), на котором лежали хозяйственные и административные обязанности и который являлся управляющим школой. Майор – дом распоряжался школьной казной и в то же время надзирал за поведением студентов, их образом жизни, здоровьем. Должность его была выборной. Вся коллегия участвовала в выборах майордома, которые «Статуты» стремились сделать единодушными. Выборы происходили ежегодно, в положенное время, по «совету ректора», но с согласия всей школы. В академии запрещались группировки, как это указано в «Статутах».
Майордом со своей стороны обязан был быть ровным и справедливым ко всем. У академии было свое большое хозяйство: общежития, ряд помещений для занятий, библиотека, скрипторий. В ее собственности находились земли и селения, с которых она получала доходы. Ученик Нарсая, ректор Авраам (VI в.), в течение нескольких десятилетий стоявший во главе Нисибийской школы, приобрел одно селение, доход с которого шел на оплату учителей и содержание больницы.
Авраам в значительной степени увеличил количество помещений для учеников, перестроил для школы больницу, выстроил две бани: одной пользовались члены коллегии, а другая была предоставлена в общественное пользование для получения дохода на содержание больницы. Авраам построил также особый дом, который должен был служить скрипторием, так как старое здание, в котором помещались писцы, было слишком тесно. К этому времени число учеников академии достигло тысячи человек.
Центральное место среди наук Нисибийской академии занимала экзегеза. Однако большое внимание уделялось и искусству чтения, пунктуации, грамматике; последние были теми науками, которые на арабской почве породили филологию. Сирийцы первыми начали составлять словари, доведенные до большого совершенства теми же арабами. Логика, риторика и философия были особыми специальными дисциплинами, обязательными в курсе высшей школы. Среди сирийских рукописей, хранящихся в Ленинграде, имеются учебники: например, .тетрадь склонений и спряжений, образцы логического деления понятий с наглядной таблицей.
Другие собрания содержат, например, рукописи введения в категории Аристотеля, философа Порфирия — настольной книги для изучавших философские науки. «Светские» и «языческие» науки, к которым сирийцы причисляли математику, астрономию, медицину, географию и алхимию, получили широкое развитие у арабов. Но корни этих знаний, основы их были почерпнуты арабами у сирийцев, в свою очередь получивших их от греков.
Не меньшее значение, чем Нисибийская академия, имела крупнейшая медицинская школа сирийцев в Гунди-Шапуре, из которой вышли целые поколения врачей. Сирийцам этот город был известен под названием Бет-Лапата.
Среди представителей сирийской медицины выдающееся положение занимал знаменитый врач VI в. Сергий из Решайны. Первоначальные знания Сергий приобрел на родине, а высшее образование получил в Александрии, где его учителем был Иоанн Филопон. Сергий был красноречив, владел греческим языком, был прекрасно образован. Ему принадлежит ряд переводов книг с греческого языка на сирийский. Он был главным, или старшим, врачом города Решайны.
Источники говорят о его страсти к наживе и о жадности, обвиняют его «в любви к деньгам» и ставят в упрек «дурные обычаи». Одна из очередных клерикальных интриг заставила его выехать в Антиохию и оттуда в Рим. Из Рима он с Агапитом I уехал в Константинополь, где внезапно умер в 536 г.
Помимо переводов, Сергий написал много оригинальных произведений. Часть его сочинений сохранилась до нашего времени. По содержанию их можно разделить на три группы: философские, медицинские и натурфилософские. Он перевел книгу Аристотеля о категориях, «Исагогу» Порфирия, псевдо-Аристотелев трактат о душе. Сохранились его два трактата по логике (в пространной и краткой редакциях), в которых он с успехом использовал не только учение самого Аристотеля,
но и комментарий к книге о категориях, составленный его александрийским учителем Иоанном Филопоном. Из натурфилософских сочинений Сергия известны трактат по физике, сочинение «О причинах космоса», астрономические трактаты о знаках Зодиака, небе, луне. Знаки Зодиака он рассматривает соответственно взглядам школы Бардесана, известного сирийского гностика III в. н. э.
Сергию приписывается сирийский перевод сочинения по агрикультуре «Геопоники». Им же несомненно были составлены и книги по фармакологии. Он дал сирийские эквиваленты греческим названиям тех растений, которые применялись как лечебные средства в медицине того времени. Его имя неразрывно связано с переводом «Свода» Галена на сирийский язык.
Сочинения великого греческого врача были главнейшим пособием по медицине в Александрийской академии. В сирийском переводе они в течение ряда веков имели широкое распространение на Ближнем Востоке. На медицинских книгах Галена воспитывала своих учеников сирийская школа Бет-Лапата (Гунди-Шапур).
Профессия врача часто переходила по наследству. Известна в этом отношении семья Бохтишо, представители которой на протяжении поколений были искусными врачами, учившимися и учившими в академии в Бет-Лапате.
В какой тесной зависимости от сирийской медицины развивалась арабская, видно из сведений, сохранившихся о замечательном сирийском враче эпохи халифата Хунайне ибн Исхаке. Хунайн ибн Исхак (809/10—877 гг.), превосходно владевший греческим языком, с одинаковым умением переводил на сирийский и арабский языки и был продолжателем традиций и работ Сергия Решайнского по переводу греческих медицинских книг. Когда Хунайн возвратился из путешествия «к ромеям», то врач Бохтишо встретил его приветствием, в котором сравнивал его со знаменитым Сергием.
Одна из книг Хунайна, рукопись которой была найдена в Константинопольской библиотеке, дает подробные сведения о переводах Галена на сирийский и арабский языки. Из этих сообщений видно, что Сергий Решайнский перевел 26 книг Галена на сирийский язык, причем некоторые из них были переведены им дважды (очевидно, в первой версии переводы его не удовлетворили).
О степени совершенства переводов самого Хунайна и о требованиях, которые он предъявлял к этой работе, видно из замечания по поводу одного перевода Сергия. Хунайн пишет, что этот перевод был сделан в то время, когда Сергий «владел искусством переводить, но не достиг еще в нем совершенства». Он отмечает и тот факт, что решайнским врачом в одном случае была использована плохая греческая рукопись, зато книга о пульсе была переведена им полностью, тогда как в Александрийской академии изучали обычно только часть этой книги, пренебрегая другой.
Сам Хунайн ибн Исхак проводил коллацию текста греческих рукописей, выверяя сирийский перевод по греческому подлиннику. Навыки к такой критической работе создавались веками, это была традиция, сложившаяся у сирийцев в период, предшествующий арабскому завоеванию.
Таким образом, греческий свод медицинских знаний оказался доступным арабам благодаря трудам сирийцев, первоначально освоивших его на родном наречии. Если академия в Бет-Лапате в течение веков была центром медицинских знаний для сирийцев, то она стала колыбелью этих знаний для арабов.
То же можно сказать о путях, которыми проникла к арабам алхимия. Они получили ее от тех же сирийцев. Освоение сирийцами химических знаний относится еще к эллинистическому периоду. В Харране сабии в течение ряда столетий хранили тайные знания о травах, камнях, металлах.
Они умели распознавать растения, изготовлять яды, знали свойства руд. Производство в Сирии и Месопотамии красящих веществ, лекарств, снадобий, ядов, ароматов, с одной стороны, и искусное изготовление металлических предметов — с другой, засвидетельствованы латинскими источниками эпохи мирового владычества Рима и ранневизантийскими авторами. Рабыни и рабы-сирийцы особенно высоко ценились на рынке за свои знания различных ремесел и искусства.
В V—VI вв. н. э. в городах Сирии и Месопотамии корпорации ремесленников занимали выдающееся положение, а объектами торговли здесь являлись не только привозные товары, но и изготовлявшиеся тут же на месте.
Ремесло требовало технических сведений и навыков. У красильщиков, валяльщиков, ткачей, золотых дел мастеров и специалистов по изготовлению холодного оружия эти сведения переходили изустно от мастера к подмастерью, от отца к сыну, зачастую наследовавшему профессию отца.
Всякого рода технические знания держались в строгом секрете, так как существовала жестокая конкуренция. Часть рецептов записывалась в различных алхимических трактатах. Ремесленникам были нужны сведения об окраске тканей и стекла в пурпуровый, черный, желтый цвета. Производство металлических изделий требовало сведений по металлургии.
Один из сирийских авторов обронил интересное сообщение, что необходимые для многих «искусств» сведения «записаны в книги». Существует книга для торговцев вином, другая – для торговцев маслом. Подделка и фальсификация металлов требуют, по мнению автора, книги со сведениями, которые помогали определять качество металла, отсутствие в нем примесей.
Таким образом, производственно-ремесленный и торговый слой был заказчиком такого рода литературы — алхимических трактатов, как переводных, так и оригинальных.
Кроме «технической» химии, сирийцы развили и то направление, которое впоследствии получило название «иатрохимии», т. е. медицинской химии. Они знали свойства различных трав, корней, минеральных веществ, умели «смешивать», т. е. изготовлять, яды и лекарства. В медицине они успешно применяли диететику.
Содержащиеся в алхимической литературе сирийцев материалы по практической химии представляют собой результаты опытного знания и имеют реальную ценность. Это было полезной стороной «чернокнижной» алхимии, которую арабы заимствовали у сирийцев. Лучшие представители арабской алхимии развивали ее дальше и не только в поисках золота: они усовершенствовали многие технические методы, аппаратуру, способы перегонки, фильтрации, очищения веществ.
Арабские книги по алхимии таких авторов, как Гебера (испорченное Джабар), ар-Рази и других, часто неизвестных авторов, оставили яркий след в алхимической литературе Запада. Латинские переводы с арабского, которые появились преимущественно в городах Пиренейского полуострова, влили новую струю в развитие этой отрасли знания.
Изучением арабской алхимической литературы рассматриваемого периода много занимались Руска и Липман. Но эти исследователи, признавая значение сирийской традиции для арабов, не учитывают всей силы указанного влияния.
Между тем арабские алхимические трактаты часто находятся в тех же рукописных книгах, что и сирийские, более того, сирийские сочинения по алхимии зачастую написаны каршуни, т. е. на арабском языке сирийскими буквами. Фундаментом для развития арабской культуры служил сирийский язык. Позднее арабы превзошли своих учителей, и их культура стала образцом для сирийцев.
Сирийцы оставили арабам алхимические книги и передали им астрономические знания. Астролябии, которые были усовершенствованы арабами, впервые были получены ими от сирийцев. Трудами по космографии и математике был известен Север Себохт, умерший в 666 г.
Таким образом, в области естественнонаучных знаний сирийской литературе принадлежит видное место в истории культуры Ближнего Востока.
В сирийской средневековой литературе получила отражение и философия. Со времени Ренана (60-е годы XIX в.) сирийцы как переводчики Аристотеля и посредники в распространении его философии заслужили признание исследователей. Однако и сами сирийцы писали на философские темы, развивали идеи, которые несомненно сыграли выдающуюся роль в истории философской мысли.
Сочинения гностика Бардесана (ум. в 222 г.) имели большое влияние на современников. Ряд трактатов на сирийском языке касается логики, метафизики и разрабатывает эти области философии преимущественно в духе учения Аристотеля. Сирийские перипатетики привлекали внимание многих исследователей.
Сирийские средневековые писатели славились как экзегеты, но традиции их были тесно связаны с Антиохийской школой, экзегеза которой во многом имела характер реального комментария. Они имели склонность к энциклопедизму, о чем можно судить по разнообразию тех наук, которыми занимался тот же Сергий Решайнский.
Знания того времени еще не были дифференцированы; ученые стремились объять весь комплекс доступных им знаний. Эта черта роднит сирийцев с их латинскими собратьями. Сирийцы, однако, были несомненно в меньшей степени заражены схоластикой, что следует отнести в известной мере за счет их знакомства с Аристотелем.
Культурное влияние сирийцев на арабов имело место и в период, предшествующий эпохе халифата. Они поддерживали теснейшие связи с наиболее культурными, полуоседлыми племенами арабов — гассанидами и лахмидами. Эти нити тянулись и дальше на юг Аравийского полуострова, в Йемен. Химьяритское государство было им превосходно известно, об этом свидетельствует такой памятник, как послание ученого сирийца Симеона Бетаршамского, написанное в 524 г.
Если сирийцы оказали большое влияние на развитие арабской науки и через ученых халифата передали разработанное ими далее античное знание на латинский Запад, то не меньшее, если не большее, влияние оказали они на страны Передней и Средней Азии. Выше было уже упомянуто о связях сирийцев с Арменией.
Достаточно указать, например, на тот факт, что канон христианских книг был переведен на армянский язык с сирийского, и только позднее, когда политическое влияние Восточноримской империи стало осязательным на Кавказе, армянские переводчики заменили греческими подлинниками предшествующие им сирийские изводы.
Такое же культурное влияние сирийцы оказывали и на персов, осваивавших античное знание в сирийской передаче. Несториане и язычники — философы из Афин, гонимые в византийских провинциях, нашли себе приют в Иране. В качестве торгового и ремесленного населения несториане пользовались некоторыми льготами, чем вызывали горячее негодование зороа- стрийского жречества.
Торговые интересы связали сирийцев с западными берегами Индостана и Шри Ланка, где о существовании их колоний сохранились документальные сведения. Среди несториан- торговцев были несомненно и персы, но они восприняли от сирийцев их язык и письменность. Если этнически их можно было назвать персами, то по культуре своей они были уже сирийцами.
Для всего Ближнего Востока, в том числе Сирии, Месопотамии, Ирана, Армении, Аравии, выдающийся интерес представляют сирийские исторические сочинения. Сирийцы как историки сыграли большую роль, которая до настоящего времени еще не оценена во всей ее значимости.
Хроники, послания и другие документы содержат превосходный исторический материал. Для периода, когда арабской письменности еще не существовало, они являются не только дополнением греческих источников, но основными, важнейшими памятниками, без которых невозможно исследование истории Передней Азии.
Следует указать на группу хроник, относящихся к VI и VII вв. и характеризующих состояние византийских провинций Сирии и Месопотамии. Хроника Иешу Стилита и анонимная эдесская хроника связаны с местными традициями провинций Осроены и города Эдессы. Хроника Захарии Митиленского многие детали своего повествования почерпнула в архиве города Амида. Наличие письменных данных общего характера, а также и записанных бесхитростных, часто очень детализированных рассказов дало возможность углубить анализ общественных отношений того времени.
Сопоставление сирийских выражений с греческими и латинскими эквивалентами, специальное изучение терминологии дают возможность характеризовать структуру ранневизантийского общества. В жизни Ирана времен сасанидов сирийцы принимали настолько большое участие, что это не могло не сказаться на их исторических сочинениях. Эти сочинения позволяют судить о жизни низших слоев населения, о таких социальных явлениях, как маздакитское движение, которое потрясло Иран на рубеже V и VI вв., и т. д.
Характерно, например, что интереснейшее для культурной жизни Грузии раннего средневековья жизнеописание Петра Ивера сохранилось только в сирийском переводе. В качестве знаменательного факта можно также отметить, что один сирийский житийный памятник содержит сведения о состоянии сасанидской Армении, так как Мар Гиваргис, о котором он сообщает, был наместником принадлежавших Ирану армянских провинций.
Сирийские исторические сочинения не ограничиваются историей народов Закавказья, с которыми граничили области, исконно принадлежавшие сирийцам; они содержат сведения об отдаленных народах и государствах, граничивших с севера и востока с Ираном и населявших побережья Аральского и Каспийского морей.
Сирийцы дают исключительно интересные сведения о собственно гуннах и о так называемых белых гуннах. Это были народы, которые населяли западное побережье Каспийского моря и в своих воинственных набегах проникали в Закавказье через Дербентские ворота. Замечательно, что именно у сирийцев есть сообщение о том, что среди этих гуннов началось распространение христианства под влиянием пленных сирийцев, захваченных персами в войне с Византией (502—505 гг.).
В середине 30-х годов VI в. несколько сирийских клириков направились за Кавказский хребет к гуннам. В этом их поддержало византийское правительство, которое стремилось к установлению мирных отношений с «варварами» и к распространению среди них христианства. Сирийские клирики изучили язык гуннов, создали им азбуку и сделали письменный перевод «Писания».
Другие группы гуннских племен населяли восточные берега Каспия до Красноводской бухты. Разноплеменные и разноязычные орды располагались на северо-восточных границах Ирана. Когда во второй половине VI в. их сменили здесь тюрки, то и Византия, и Иран пытались завязать с каганом дипломатические сношения, о чем сохранился колоритный рассказ сирийского историка Иоанна Эфесского. Тюрки попали, таким образом, в поле зрения сирийцев, которые вели торговлю и со Средней Азией, где, впрочем, первенство принадлежало согдийским купцам.
Упомянув имя Иоанна Эфесского, нельзя не обратить внимания на тот факт, что именно этот сирийский историк, вращаясь среди разнообразнейших групп населения и объездивший всю Месопотамию, Сирию, Малую Азию и часть Балканского полуострова, сообщил исключительно интересные сведения о Византии времен Юстиниана и его ближайших преемников — Юстина II и Тиверия.
Он приводит подробные данные об арабах-гассанидах, находившихся под протекторатом Византии. Во время его пребывания в Константинополе столица Византии подверглась нападению аваро-славянских племен. Это дало повод Иоанну посвятить в своей «Истории» несколько глав аварам и славянам, о которых он имел сведения, так сказать, из первых рук.
На основании этих данных можно говорить об исключительном мужестве и воинственности славян, о высокой степени их технических военных навыков и о богатстве, которое они успели сосредоточить в своих руках благодаря постоянным набегам и грабежам на Балканском полуострове.
Вчерашние «варвары», как называют их византийские авторы, оказывается, «обучены воевать не хуже ромеев», превосходно владеют оружием и, раз захватив земли на Балканском полуострове, не собираются их покидать. Это действительно грозные, страшные враги «второго Рима», прогнать которых было невозможно.
Сирийская традиция запечатлела и этапы арабских завоеваний Ближнего Востока. Анонимная сирийская хроника в VII в. сообщает о них с удивительной простотой. Но автор ее уже отдает себе отчет в том, что положение государств. захваченных бурным натиском арабов, коренным образом меняется, что завоевание угрожает самому Константинополю, о котором он говорит: «Еще не был взят арабами». Он писал, следовательно, в 70—80-х годах VII в., когда угроза столице Византии была весьма серьезной.
Другой сирийский историк VII в. Иоханан бар Пенкайе составил компендиум, последняя глава которого трактует об арабских завоеваниях (свидетелем их был сам автор). Изложение событий сирийскими историками в значительной мере отличается от арабских сообщений. Записи сирийских историков интересны в том отношении, что в них события рассматриваются с точки зрения завоеванного населения.
Сирийская историография продолжала развиваться и в эпоху халифата. В 775 г. закончил интересный сводный труд Дионисий Тельмахрский; в 40-х годах IX в. писал Фома Маргский; умерший в 1049 г. Илия бар Шинайа составил хронографию. Вторая часть его хронографии состоит из синхронистических таблиц с разными эрами, в том числе и арабской.
Это если не первый, то во всяком случае один из первых опытов составления синхронистических таблиц. К XII в. относится литературная деятельность одного из ученейших сирийцев своего времени — Михаила Сирийца, большая хроника которого касается всей истории Передней Азии. Она замечательна своей полнотой, разнообразием затронутого материала, стремлением изложить события синхронистически и, наконец, тем, что автор использовал не дошедшие до нас источники.
От XIII в. сохранились анонимная сирийская хроника 1234 г. и несколько сочинений Григория Абульфараджа Бар Эбрея (ум. 1286 г.). Бар Эбрей— один из видных людей своего времени — пользовался известностью от Антиохии до Мосула как врач, ученый и яковитский клирик. Его исторические труды заслуживают особого внимания как современные монгольскому владычеству.
Таким образом, сирийцы сделали большой вклад и в историческую науку. В отношении средневековья их сочинения сохранили такие сведения, дали такой материал, без которого история Передней Азии не может быть представлена во всей своей полноте. Сирийцы оказали влияние на возникновение и развитие историографии у ближайших соседей — армян и арабов.
Под их влиянием составлением хронологических записей хроник стали заниматься и арабы. Позднее арабы выработали собственную форму историографии, принесшую расцвет и этой отрасли литературы. Сохраняя общие принципы греческой историографии, воспринятой через сирийцев, арабы создали такие литературные формы, как описание путешествий, мемуары.
Влияние сирийской культуры не ограничивалось Ближним Востоком. Оно сказалось также и на культуре различных групп иранских и тюркских народов. Ощутимым признаком этого влияния является широкое распространение арамейской и сирийской письменности — не языка, а именно алфавита, манеры письма, чисто палеографических особенностей, созданных в различное время.
Известно, что письменность сасанидского Ирана была своеобразным идеографическим письмом, выработанным на основе одного из арамейских алфавитов. Алфавит согдов был чрезвычайно близок наиболее древним образцам сирийской эстрангело, в отдельных знаках сближаясь и с пальмирским.
Замечательно, что некоторые иранские диалекты пользовались сирийским алфавитом, созданным уже после VIII в., как об этом свидетельствуют фрагменты из Турфана. Этот алфавит не развился из согдийского, а представлял собой заимствованный непосредственно у сирийцев нссторианский алфавит Х—XI вв. С влиянием сирийской письменности на тюркские племена связаны такие памятники, как сиро-тюркские надгробия из Пишпека и Токмака, относящиеся к XIII—XIV вв.
Из этого уже явствует, какое пространственно и хронологически большое место занимают явные следы связей тюрков с сиро-несторианской культурой. К этим документам наряду с сиро-иранскими фрагментами относятся и чисто сирийские фрагменты, найденные в Турфане.
Наконец, к XIII в. следует отнести фрагменты из Хара-Хото («города тангутов»), написанные на сирийском языке, и редчайший сиро-тюркский фрагмент — единственный рукописный памятник этой своеобразной письменности, представленной исключительно эпиграфическими памятниками. Они также свидетельствуют о распространении сирийской письменности и культуры.
Относительно того положения, которое заняли сирийцы в Китае, было сказано выше. Несомненно, что в VII и VIII вв. пребывание их здесь было связано с торговой деятельностью. Надпись в Сиань Фу не стоит одиноко; не только в сирийских источниках, но и в китайских анналах можно найти сведения о несторианских деятелях в «Небесной империи». Именно этот вопрос привлек внимание таких исследователей, как Муия, Бернард и др. Насколько прочно китайцы были связаны с Передней Азией, свидетельствует и хорошо известная колония мусульманских купцов в Кантоне.
Но несториане, придерживавшиеся сирийской культурной традиции в XIII в., заняли видное положение в монгольской столице Хан-Балыке (Пекине). В сирийской литературе сохранился памятник — описание путешествия двух несториан из Пекина в Багдад. На пути они останавливаются в ряде городов, их итинерарий сам по себе представляет интерес. Из повествований видно, что они останавливались в Хара-Хото, где была большая несторианская колония.
Культура, взлелеянная сирийцами в Передней Азии, пышно расцвела у арабов, талантливость которых дала им возможность блестяще развить ее. Сирийцы расселились по всей Азии. К этому их вынуждали торговые, а может быть, и иные интересы. Они легко приспосабливались, сговариваясь с новыми группами иранских и тюркских народов, закрепляя свои колонии. Этот народ, мало известный, не вызывающий большого интереса у широких кругов исследователей, сыграл значительную роль в истории культуры отдельных народов и внес существенный вклад в историю мировой культуры.
https://serg-slavorum.livejournal.com/2145052.html
————————————————–
Неизвестная Турция (Часть 10)
Духовным центром Тур Абдина можно по праву считать монастырь св. Гавриила – «Мор Габриэль». По оценке специалистов, это самый древний из действующих христианских монастырей в мире. Первое датированное упоминание о нем относится к 397 году – это на 8 лет раньше, чем упоминание о монастыре св. Саввы в Палестине; он приблизительно на полтора столетия древнее монастыря св. Екатерины на горе Синай и по крайней мере на целых четыре века опережает по времени любую из афонских обителей.
Согласно существующей традиции, монастырь был основан Мор Шмуиэлем (Самуилом) и Мор Шемуном (Симоном) (имена в оригинальной сирийской версии, поскольку сами они были родом сирийцами и традиция, донесшая до нас сведения о них, тоже является сирийской). Мор Шмуиэль был родом из деревни Эштин.
В раннем возрасте он избрал отшельнический образ жизни и удалился на гору Умрин, что возле древней Низибии (ныне Нузайбин на самой границе Турции и Сирии, мы там еще будем). Мор Шмуиэль стал отшельником, по всей видимости, в самом начале IV века, то есть на заре зарождения монашества. Поэтому его с полным правом можно считать одним из отцов сирийской монашеской традиции. Через некоторое время к нему в качестве ученика присоединился юноша, ставший известным как Мор Шемун.
Монастырь очень рано привлек к себе внимание византийских императоров, которые уже в конце IV века одаривали его щедрыми пожертвованиями. Собственно говоря, первое датированное упоминание о монастыре (397 год), вероятно, связано с пожертвованиями обители со стороны государственной власти Византии.
Внимание Константинополя к монастырю было связано как с его духовной важностью, так и с его ролью в качестве оборонительного рубежа на границе с Персией. Наиболее щедрые пожертвования обители были сделаны императором Анастасием (491-518) и императрицей Феодорой (528-548), которые симпатизировали монофизитству.
В частности, с пожертвованием Анастасия связывается строительство главного храма обители и его украшение мозаикой, которая сохранилась до сих пор. В седьмом веке, во время завоевания Сирии арабами, наиболее известным деятелем монастыря был Мор Габриэль. По его имени монастырь получил новое название – «Мор Габриэль», под которым он известен до сих пор.
При входе во внешние ворота монастыря надо купить билеты. Здесь мы по совету других путешественников сказали, что мы христиане и показали свои нательные крестики. Нам показалось, что на это никто не обратил внимание. Потом мы долго шли по аллее к внутренним воротам в монастырь. Было очень жарко.
Раскаленная земля Месопотамии дышала жаром. Минут пятнадцать мы ждали вместе с другими туристами экскурсовода. Вот, наконец-то, стали пускать народ. Но нас отвели в сторону и приставили к нам своего молодого человека. Он нас водил отдельно от остальных и показывал много того, что не показывают обычным экскурсантам. Например, завел в алтарь посмотреть вблизи те древнейшие мозаики.
В древности монастырь прославился строгим подвижничеством. Здесь рассказывают о монахе, который никогда не садился с 15 лет. В одной из древних полупещерных церквей обители показывают вертикальный желоб, проделанный в стене, куда едва может протиснуться человек.
Один монах провел много времени, молясь зажатый в этом желобе лицом к стене. Однако, чрезмерно строгое подвижничество, зачастую ограниченное лишь внешним физическим подвигом, в соединении с излишне пренебрежительным, переходящим в радикально-отрицательное отношение к телу, привело к уклонению монастыря Мор Шемуна, вместе с множеством других монастырей Палестины и Египта, в ересь монофизитства, которая непозволительно приуменьшила значение человеческого естества во Христе.
Обитель Мор Шемуна стала одним из центров монофизитского движения и до сих пор остается форпостом традиции, возникшей на основании этого движения.
Архитектура Тур Абдина прежде всего запоминается каким-то свободным и многоуровневым расположением помещений. Все постройки образуют очень живописную и интересную системы с многочисленными лестницами, балконами, балюстрадами, огороженными каменными заборчиками с перилами, внутренними дворами и арочными проходами между ними. Все это под палящим месопотамским солнцем образует необычную светотеневую игру.
Наш экскурсовод завел нас в алтарь соборной церкви и показал древние византийские мозаики. Видимо, это мозаики самого начала VI века, связанные с даром императора Анастасия. Обычным посетителям их не показывают.
Мор Габриэль (Гавриил) – ассирийский подвижник и церковный деятель, 7 – й епископ Тур Абдина. Почитается святым в Сирийской Яковитской Церкви. Св. Габриэль родился в 574 году в Бет – Кустане (Beth Qustan), там же он учился в школе, где за короткое время овладел навыками чтения и письма. С ранней юности он любил читать святые книги, в которых черпал духовную силу и набирался мудрости.
Когда ему исполнилось 15 лет, родители решили по обычаю женить его, но Габриэль отказался, так как принял твёрдое решение посвятить свою жизнь Богу. Однажды, в то время как родители спали, юноша ушёл из дома.
http://kirill–anya.ru/2018/turkey/10.html
————————————————-
Будущее Европы?
В Тур Абдин, на юго-востоке Турции, несколько дней назад возобновил свою деятельность сирийский православный монастырь Мор Аугин, сообщило агентство KIPA.
Монастырь был основан в IV в., и во времена его расцвета в нем было свыше 350 насельников. Монастырь назван в честь святого Евгения (Мор Аугин; † 363).
Сто лет назад в нем насчитывалось всего 12 монахов, последний насельник умер в 1970 г.
С 1983 г. большинство монастырских зданий пустовали. Несколько дней назад в монастыре поселился 36-летний монах-сириец Йукен Унфал.
Интересно, что на протяжении веков население этой области, кстати, одного из центров вообще человеческой цивилизации, (поскольку Тур Абдин – часть “плодородного треугольника”) непрерывно менялось от стопроцентно христианского (с еврейскими общинами в городах) до почти стопроцентно мусульманского.
Особенно сильно смещение в сторону преобладания “религии мира” случилось в Первую Мировую войну. Сирийцев осталось очень мало.
Уход в монашество одного из них – это его бездетность.
Древний монастырь в руинах, редкое исконное население, и монах Унфал, который будет оплакивать свою прежнюю родину, ставшую заштатной магометанской дырой.
https://amiram-g.livejournal.com/tag/сирийцы
——————————————————
В Турции возрожден сирийский православный монастырь
В Тур Абдин, на юго-востоке Турции, несколько дней назад возобновил свою деятельность сирийский православный монастырь Мор Аугин, основанный в IV в. и названный в честь святого Евгения (Мор Аугин; † 363).
АНКАРА. В Тур Абдин, на юго-востоке Турции, несколько дней назад возобновил свою деятельность сирийский православный монастырь Мор Аугин, сообщило агентство KIPA.
Монастырь был основан в IV в., и во времена его расцвета в нем было свыше 350 насельников. Монастырь назван в честь святого Евгения (Мор Аугин; † 363).
Сто лет назад в нем насчитывалось всего 12 монахов, последний насельник умер в 1970 г.
С 1983 г. большинство монастырских зданий пустовали. Несколько дней назад в монастыре поселился 36-летний монах-сириец Йукен Унфал.
http://www.sedmitza.ru/text/2240599.html
————————————————-
ЕВГЕНИЙ – Мар Авгин
[Мар Авгин (Авген, Евген); сир. ; араб. ] († 363), прп., чудотворец (пам. сиро-яковитская 20/21 апр., 2, 15 нояб., 3 марта; пам. несторианская в 1-ю или 3-ю пятницу Входа (Обновления Церкви)), согласно сир. традиции, основатель монашества в Персии.
Житие Е. на сир. языке сохранилось в неск. рукописях (самая ранняя – IX–X вв.), представляющих собой разные редакции. Оно написано в форме рассказа очевидца от лица ученика Е. Михаила и, согласно замечанию автора, составлено «по повелению царскому» и по «письму [некоего] святого [или святых] из Рима». В 1892 г. Житие было опубликовано П. Беджаном по 2 рукописям (XII и XIX вв.).
Часть перевода Жития на согдийский язык была недавно обнаружена В. Зундерманном среди неопубликованных фрагментов из турфанской коллекции Берлинско-Бранденбургской АН (Sundermann W. Byzanz und Bulayq Iranian and Indo–European Stud.: Memorial Volume of O. Klima / Ed. P. Vavrouek. Praha, 1994. P. 263-264). Кроме того, деятельность Е. отражена в «Книге целомудрия» Ишоднаха, несторианского еп. Басры (IX в.), а также в поздних сир. и арабо-христ.
исторических источниках: в яковитской «Церковной истории» Григория Бар Эвройо (XIII в.), в несторианской анонимной «Хронике Сеерта» (не ранее IX в.), в «Книге Башни» Мари ибн Сулеймана (XII в.) и в одноименном сочинении Амра ибн Матты (сер. XIV в.).
Согласно опубликованной версии Жития, Е., коренной житель Клисмы (ныне Суэц, Египет; в Житии данный топоним определен как «морской остров»), в течение 25 лет был ловцом жемчуга, заработанные деньги жертвовал на храмы и раздавал бедным. Уже в те годы он обладал даром предвидения и чудотворения: укрощал и вызывал бури, ходил по воде, спасал моряков от кораблекрушений. Избегая славы, Е. удалился сначала в обитель прп.
Пахомия Великого (здесь он поразил братию, совершая молитву посреди зажженной печи), затем «в Египет» (т. е., вероятно, в Нитрию), а оттуда, взяв с собой 70 монахов, в Сев. Месопотамию, в Нисибин, рим. форпост на границе с Персией. Во время короткой остановки на берегу р. Машак (Гурмиш; к югу от Нисибина) Е. исцелил бесноватого, что привлекло внимание горожан.
Тогда монахи удалились на гору Изла (к северо-востоку от Нисибина). Там они прожили 30 лет; вокруг Е. собрались ученики со всех концов Римской империи, так что число братии достигло 350. После этого монахи по благословению свыше начали проповедовать окрестным жителям, совершая дела милосердия и чудеса.
Вторая ч. Жития повествует об отношениях Е. с известными церковными и политическими деятелями того времени. Он предсказал и инициировал избрание на кафедру свт. Иакова, еп. Нисибинского († 350), вместе с к-рым совершил множество чудес. По благословению Е. святитель нашел на горе Карду место, где ангел показал ему сокрытый Ноев ковчег, и основал там мон-рь, на освящение к-рого пригласил преподобного и его учеников.
Правитель Нисибина, которому Е. воскресил умершего сына, доложил о чуде визант. имп. равноап. Константину I Великому (306-337), и тот в ответном письме назвал Е. вместе с преподобными Антонием Великим и Иларионом Великим главным молитвенником за свое царство. Е. предсказал возникновение арианства, смерть основоположника манихейства Мани (Манеса; явный анахронизм, т. к. Мани ум. ок. 275), мученическую кончину от рук персов сщмч. Милию (Мар Милу), пришедшему из Иерусалима, а буд. имп.
Иовиану – смерть имп. Юлиана Отступника. После исполнения последнего пророчества и захвата Нисибина персами (363) шаханшах Шапур II пожелал увидеть чудотворца и принял его с большим почетом. Зороастрийские маги попытались навязать Е. религ. спор.
Он предложил им испытание огнем, к-рое они не выдержали. Е. исцелил от беснования одного из сыновей Шапура, в результате чего правитель даже решил прекратить гонения на христиан. Воспользовавшись расположением шаханшаха, Е. попросил разрешить строить мон-ри в обл. Бет-Хузайе (в Хузестане, на юго-западе Ирана).
Шапур согласился и снабдил учеников Е. охранительными грамотами, а мон-рю на горе Изла пожертвовал деревню с мельницей. Тогда ученики Е., поименно названные в Житии, испросив благословение у своего духовного отца, разошлись, чтобы возводить новые обители. В их числе были 2 сестры Е.- Фекла и Стратоника. Вскоре после этого Е. мирно скончался и был погребен под престолом храма в своем мон-ре.
В XVIII в. И. С. Ассемани пытался отождествить Е. с Аоном, упоминаемым в «Церковной истории» Созомена (V в.) в числе положивших начало монашеству в Сирии (Sozom. Hist. eccl. VI 33), однако эта гипотеза, первоначально принятая в науке, впосл. была признана несостоятельной. На рубеже XIX и XX вв. нек-рые ученые принимали (У. Бадж, П. Р. Дюваль), другие отрицали (Г. Вестфаль) достоверность сказания о Е. Первое значительное историко-лит. исследование Жития было осуществлено Ж. Лабуром.
Он подверг сомнению деятельность Е. в IV в. на том основании, что о нем нет упоминаний ни у блж. Феодорита Кирского (V в.) и Созомена, сообщавших ценные сведения о монашестве в Месопотамии, ни в деяниях несторианских Соборов V–VII вв., ни в монастырских правилах VI в.; о Е. ничего не пишет Фома Маргский в «Истории монахов» (IX в.); Бабай Великий в трактате «О единении» именует «отцом монахов» прп. Авраама Кашкарского (Ɨ 588).
Однако в поздних несторианских сочинениях Е. называют основателем монашества в Персии. Лабур объясняет это тем, что Е., вероятно, был основателем или эпонимом яковитского мон-ря в Тур-Абдине (к северу от Нисибина), где о нем сложилась легенда. Впосл. мон-рь был покинут монофизитами; между 750 и 800 гг. его заняли несториане (материальную поддержку обители оказывал ее бывш. игум. Рузбихан, митр. Нисибина).
Они заимствовали легенду и дали ей столь широкое распространение, что большинство мон-рей на севере, а позднее и на юге Месопотамии пожелали вести свое происхождение от учеников Е., и т. о. статус «начальника монахов» в Персии утвердился за Е. к нач. XI в. Выводы Лабура разделял А. Выыбус.
Данная гипотеза встретила ряд возражений П. Петерса, к-рый датировал окончательный вариант легенды кон. IX в., а первоначальную редакцию отнес к циклу свт. Иакова Нисибинского (в арм. деяниях свт. Иакова и сщмч. Милия Е. фигурирует как Маругэ). Петерс считал, что Ишоднах мог заимствовать повествование о Е. из сборника сказаний о монахах «Рай восточных» Иосифа Хаззаи (не сохр.; по мнению Петерса – VII в., совр. датировка – VIII в.).
Возможным аргументом в пользу хронологической достоверности Жития является также отмеченное Петерсом упоминание Е. в «Хронографии» Илии бар Шинайи (сост. в 1018/19) в связи с избранием на кафедру свт. Исаака Нисибинского. Событие датировано 309 г., а в качестве источника указано несохранившееся сочинение о Нисибинской митрополии (т. н. Narrationes (или Historiae) Metropolitarum Nisibis), предположительно древнее, т. к. автор пользовался им лишь для событий до 60-х гг. IV в. включительно.
Фундаментальный текстологический анализ Жития Е. (с обзором предыстории вопроса) был осуществлен А. П. Дьяконовым. Одним из основных инструментов для воссоздания истории текста явилось сопоставление списков учеников Е. Не считая сестер святого, их количество в различных редакциях составляет 9, 12, 28/29 и, наконец, 72 чел.
Многие из них жили после Е.; наиболее поздний (монофизитский) список включает имена Иоанна бар Калдуна (кон. X–XI в.) и Дады (известен яковитам с XV в.). Древнейшей из сохранившихся Дьяконов считал редакцию Ишоднаха, а факт ее заимствования из «Рая восточных» он подтвердил указанием «Сирийского лексикона» Абу-ль-Хасана ибн Бахлуля (X в.).
Однако и эта редакция, по мнению Дьяконова, отстояла от первоначальной не менее чем на 100 лет. Кроме того, Авдишо бар Бриха (Ɨ 1318) в «Каталоге писателей» приписывает Феодору Мервскому (VI в.) составление «в стихах истории Мар-Евгена» (Assemani. BO. T. 3/1. P. 147), к-рую Дьяконов предложил отождествить с опубликованной и переведенной им метрической гомилией (мемрой) из рукописи Lond. Brit. Lib. Add. 14653, где она помещена вслед за одной из редакций прозаического Жития Е. Т. о., 1-я редакция Жития Е. была составлена не позднее нач. VI в.
Раннюю датировку сказания о Е. также подтверждает наличие сокращенной версии Жития в комментарии Дадишо Катрая (2-я пол. VII в.) на сборник мон. Ананишо «Рай отцов» (Sims–Williams. 1994).
Почитание Е. широко распространено как среди яковитов, так и среди несториан. Помимо гомилии Феодора Мервского Е. посвящен анонимный гимн из рукописи Vat. Syr. 90 (Assemani. BO. T. 3/1. P. 147. Not. 4), вероятно составленный в XIII в. Георгием Вардой (Дьяконов. 2006. С. 623), и похвальное слово на араб. языке, чье авторство приписывается Ишояву бар Малкону (кон. XII – нач. XIII в.; Graf. Geschichte. Bd. 2. S. 209), но к-рое сохранилось в составе литургического сборника, известного под именем патриарха Илии III (Ɨ 1190; cм.: Élias III, Patriarch Nestorians. 1873).
День памяти Е. в обеих традициях, по-видимому, носит условный характер: у несториан – это переходящая память в цикле, посвященном основанию и утверждению Церкви, у монофизитов (наиболее распространенная дата – 21 нисана (апреля)) – день памяти «племянника» и ученика Е., Мар Малке, к-рый обычно стоит в яковитских месяцесловах под этим числом один или перед «дядей» (Дьяконов. 2006. С. 605).
Мон-рь Е. в Тур-Абдине известен в нач. XII в. и в XV–XVI вв. как несторианский, а с XVII в. как монофизитский. Примерно с 1983 г. в мон-ре никто не жил, он был частично разрушен курдами. В 1999 г. возрожден в г. Арт (Швейцария) в качестве 2-го сиро-яковитского мон-ря в Европе.
http://www.pravenc.ru/text/186927.html
Επίσης:
https://en.wikipedia.org/wiki/Mor_Gabriel_Monastery
https://ru.wikipedia.org/wiki/Монастырь_Мор-Габриэль
https://ru.wikipedia.org/wiki/Монастырь_Мар-Авген
https://de.wikipedia.org/wiki/Kloster_Mor_Augin
https://en.wikipedia.org/wiki/Mar_Awgin
https://ru.wikipedia.org/wiki/Тур-Абдин
https://ru.wikipedia.org/wiki/Мардин
https://en.wikipedia.org/wiki/Mor_Hananyo_Monastery
https://en.wikipedia.org/wiki/Mardin
https://en.wikipedia.org/wiki/Tur_Abdin
http://sor.cua.edu/ChMon/MardinDKurkmo/index.html
https://www.gorgiaspress.com/the-history-of-tur-abdin
No comments:
Post a Comment